СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ
СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ |
||
|
||
ного для построения искусственных алфавитов. Посмотри¬те на рис. 14,г
— это египетский иероглиф «идти», он до¬статочно прост, хорошо запомин
ается: раз взглянув на него, вы его уже не забудете.
Человечество сделало следующий существенный шаг в развитии письменност
и, когда осуществило переход от иероглифического письма к буквенному (
звуковому). В буквенном письме принципиальным достижением является воз
можность свободной комбинации элементов. Они могут произвольно объедин
яться в новые конфигурации, и каж¬дая может приобрести новое значение.
Таким образом, становится реальным практически неограниченное порож¬д
ение слов из ограниченного набора букв. И в устной и в письменной речи
свободная комбинация элементов создает предпосылки для формирования г
рамматик, где синтаксические правила позволяют указывать на времен¬ную
последовательность событий. Буква, сама являясь картинкой, давала зри
тельное представление акустичес¬кого образа. Первые буквы обозначали т
олько согласные звуки. Поскольку у египтян гласных не было, изображе¬н
ие слова, состоявшее только из согласных, таило в себе неопределенност
ь. Чтобы ее устранить, в конце строки ставили так называемую детермина
нту, т. е. пиктограмму, которая пояснила, о чем идет речь в каждом отд
ельном случае. Так возникло смешанное письмо — буквенно-пиктографическ
ое. Например, если в русском языке не использовать гласные, то сочетан
ие согласных «кт» может означать «кот», «кат» или «кит», и в качестве
детерминан¬ты надо нарисовать либо кота, либо палача, либо кита.
Пиктографическая и иероглифическая формы письма были конкретными: пись
менный символ представлял зри¬тельный образ объекта, который он обозна
чал. В буквенно-пиктографическом письме рисунки начали приобретать фон
етические функции: обозначать не целый предмет, а лишь первый согласны
й его звучания. Буквенное письмо лишено зрительной образности. Написан
ное слово — это сочетание символов, которые сами по себе не имеют смыс
¬ла, представляя фонетические элементы, на которые мож¬но разделить сл
ово. Изобретение буквенного (фонети¬ческого) письма, в котором каждый
звук обозначался от¬дельным символом, связало между собой устную и пис
ь-менную речь. С переходом к фонетическому письму сим¬волы, с помощью
которых первоначально воспроизводили
241
изображения предметов, отрывались от своего содержания и становились
исключительно фонетическими знаками, представляющими в одних случаях ц
елые слоги, а в дру¬гих — отдельные звуки. Таким образом, алфавит озна
ме-новал переход к символам высших порядков и определил прогресс в раз
витии абстрактного мышления, позволив сделать речь и мышление объектам
и познания и открыв путь для формирования грамматики и логики.
Анатоль Франс, воздавая должное финикийскому ал¬фавиту, писал: «Финики
йский алфавит стал во всем не¬обходимым и совершенным орудием мысли, и
ход даль¬нейших его преобразований тесно связан с ходом умст-венного
развития человечества. Изобретение это бесконеч¬но прекрасно и ценно,
хотя и не доведено до совершенства. Потому, что в нем забыли о гласных
, их выдумали хитро¬умные греки, чье назначение в том, чтобы доводить
все до совершенства. Из финикийского алфавита вышли также все семитиче
ские системы — от арамейской и древне¬еврейской до сирийской и арабско
й. И тот же финикийский алфавит — отец алфавитов гемиаритского и эфиоп
ского, а также всех алфавитов Центральной Азии — пехлевий¬ского и даже
индийского, от которого произошли все языки Южной Азии. Это поистине
всемирное завоева¬ние» [276, с. 101].
Только письменность позволяет выйти за ограниченные пространственные и
временные рамки речевой коммуни¬кации, а также сохранить воздействие
речи и в отсутствие одного из партнеров. Так возникает историческое из
мере¬ние общественного самосознания. Важнейшие компоненты речи — предл
ожения, фразы формируются из слов в соот¬ветствии с грамматическими пр
авилами. Овладение грам¬матикой — не формальный процесс, он отражает о
пре¬деленную стадию развития мышления. Ребенок начинает постигать грам
матику родного языка, усваивая отноше¬ния между предметами. Многие дум
ают, что подража-ние — основной способ усвоения грамматических отно¬ше
ний. Это не так. Обучаясь говорить, ребенок не стал¬кивается с системо
й правил построения предложения, он имеет дело только с конкретными пр
едложениями в реаль¬ных ситуациях, поэтому невозможно предположить, чт
о он использует готовые грамматические правила. Можно было бы допустит
ь, что ребенок учится правильно строить предложения, копируя взрослых
и получая от них поощре-
242
ния, если ему это удается. Например, показывают детям картинки с изобр
ажением фантастических животных, ко¬торым присваивают названия в виде
несуществующих слов. Демонстрируют ребенку такую картинку и говорят: «
Этот зверь называется вук», а затем показывают кар¬тинку с изображение
м нескольких таких зверей и спра¬шивают: «А это кто?» Если ребенок отв
ечает: «Это вуки» или «Это три больших вука», значит, он овладел спосо
бом выражения множественного числа (а не заучил множество конкретных г
отовых слов в форме множественного числа) [198].
Наблюдения показали, что поощрение со стороны ро¬дителей вызывает не г
рамматическая, а смысловая пра¬вильность предложения. Например, ребено
к сказал о сест¬ре: «Он — девочка». Мать сказала: «Правильно!». Она по
ощрила правильность суждения, но не отметила его грамматическую неправ
ильность. Очевидно, что подобная тренировка не способствует формирован
ию граммати-чески правильной речи. Если бы мать корректировала ее, т.
е. поощряла правильность грамматической конструкции произносимой ребен
ком фразы, помогло бы это ребенку усвоить грамматику подражанием? Полу
чив очередное подкрепление, но не зная правил, ребенок не может пра¬ви
льно построить новое предложение и не в состоянии за¬помнить все возмо
жные предложения — их бесконечное количество. В речи детей встречаются
весьма необычные комбинации слов, отсутствующие в речи взрослых, что
также свидетельствует против гипотезы копирования [245].
Приходится допустить, что ребенок овладевает чем-то, что психологическ
и эквивалентно системе грамматических правил, благодаря которой можно
расширить опыт со¬ставления ограниченного числа конкретных предложений
до способности порождать и понимать бесконечное их чис¬ло. Сформулиро
вано несколько представлений о таких внутренних системах правил. О дву
х из них — подражании и коррекции — мы уже упоминали, теперь обратимся
к другим. Вероятностная гипотеза — представление, согласно которому п
оявление каждого слова в предложе¬нии определяется непосредственно пре
дшествующим ему словом или группой слов. Вот вариант цепочки слов с оч
ень высокой вероятностью сочетаемости их друг с дру¬гом: живет ->- з
десь -> была ->- большая ->- река -> с ->
243
->- умными ->- словами. Этот пример наглядно показывает, что вероятно
стная гипотеза неправомерна, поскольку ос¬мысленное предложение не мож
ет быть порождено только с помощью указанного правила [245].
Наиболее правдоподобная гипотеза Хомского [288] исходит из существован
ия глубинной грамматики. За поверхностными синтаксическими структурами
, различ¬ными для разных языков, существует небольшое число глубинных
структур, отражающих общие схемы построе¬ния мысли. Ребенок овладевает
сначала структурами из немногочисленных правил построения предложений
. По¬тенциальные связи слов с другими словами составляют основу этих п
равил, лексические единицы неодинаковы по своим валентностям — по коли
честву возможных свя¬зей с другими словами. Эти правила служат промежу
¬точными звеньями как для перехода мысли к речи (форми¬рование разверн
утого речевого высказывания), так и об¬ратно — для перехода от речи к
мысли — процесса пони¬мания. Жесткие ограничения объема кратковременно
й памяти человека определяют фундамент развития глубин¬ной грамматики—
одинаковой для людей, говорящих на разных языках. Эта грамматика позво
ляет ребенку, ис¬пользуя ограниченное число правил, синтезировать любо
е число разнообразных предложений.
Л. С. Выготский выделил несколько стадий развития глубинного синтаксис
а у ребенка. На первой стадии используется только смысловой синтаксис
с подразуме¬ваемым психологическим подлежащим и оречевляемым психологи
ческим сказуемым. На второй стадии появляется минимальная грамматика —
различается деятель, дейст¬вие и объект действия (кто делает, что дел
ает, с чем де¬лает). В качестве основного грамматического средства выс
тупает порядок слов, имя деятеля всегда на первом месте. Эту стадию Л.
С. Выготский [70] называл семанти¬ческим синтаксисом. На третьей стад
ии правила семанти¬ческого синтаксиса используются регулярно, а также
по-является ряд правил «поверхностного» синтаксиса и слу¬жебные слова
— предлоги и союзы. Нетрудно видеть, что известный советский психолог
предвосхитил психологи¬ческий аспект современных исследований в област
и глу¬бинной грамматики.
И. М. Сеченов [239] отмечал, что у всех народов мысль имеет трехчленно
е строение: субъект, предикат
244
и связка. Логические категории являются общечелове¬ческими, а выражени
е логических категорий через соот¬ветствующие грамматические построени
я специфично для каждого языка. При переводе текста с одного языка на
другой содержание мысли остается инвариантным, но изменяются языковые
формы ее выражения. Можно пред¬положить, что понимание смысла предложе
ния опирается на глубинную грамматику. Для перевода фразы с одного язы
ка на другой требуется произвести сложную пере¬шифровку сначала смысла
фразы, порожденного с по¬мощью глубинной грамматики, на внешние грамм
ати¬ческие конструкции первого языка, далее этой конструк¬ции во внешн
ие конструкции другого языка, затем пере¬шифровку этих последних конст
рукций в смысл на уровне глубинной грамматики. Внешние грамматические
кон¬струкции каждого языка отражают особенности истори¬ческого развити
я народа, поэтому они специфичны для каждого языка и определяют возмож
ность неоднозначно¬го перевода с одного языка на другой.
Эксперименты по машинному переводу проводились неоднократно, и они уст
ановили, что в процессе перевода возникают сильные искажения. Для пере
вода была, на¬пример, выбрана фраза: «Дух силен, а плоть слаба». После
прямого и обратного перевода она выглядела так: «Спирт крепок, а мясо
протухло» [246, с. 193]. Машинное реше¬ние задачи литературного перев
ода на современном уровне знаний структуры языка весьма проблематично,
поэтому вычислительные машины используются пока лишь при из¬готовлени
и подстрочных переводов для последующей ра¬боты квалифицированных пере
водчиков. А какова точ¬ность перевода у квалифицированных переводчиков
? Ост¬роумный эксперимент произвели французские лингвисты. 14 опытных
переводчиков сели за круглый стол так, чтобы каждый знал язык соседа с
права. Первый переводчик — немец — написал на листке бумаги фразу: «Ис
кусство пивоварения так же старо, как и история человечества» и переда
л листок соседу слева. Когда к немцу вернулся листок с фразой на венге
рском языке, он с удивлением про¬чел: «С давних времен пиво является л
юбимым напитком человечества» [246].
245
