СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ
СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ |
||
|
||
Необходимость - мать изобретательности. Я решил, что должен быть спосо
бен защитить ту позицию, что сравнительная анатомия есть нелепая трата
времени. Как вы, вероятно, знаете, зоологи традиционно имеют дело с д
вумя видами сравнимости органов - гомологией и аналогией. Говорят, что
органы "гомологичны", если можно показать, что они имеют подобную стр
уктуру или проявляют подобные структурные отношения с другими органами
. Например, хобот слона гомологичен носу и губе человека, поскольку он
имеет те же формальные отношения с другими частями (глазами и т.д.),
однако хобот слона аналогичен руке человека, поскольку оба имеют подоб
ное применение. Пятнадцать лет назад сравнительная анатомия бесконечно
вращалась вокруг этих двух видов сравнимости, которые, кстати, являют
ся хорошими примерами того, что я имею в виду под "абстракциями, опред
еляющими термины сравнения сущностей".
Моя атака на систему заключалась в предположении о возможном существов
ании других видов сравнимости, способных затуманить вопрос до такой ст
епени, что простого морфологического анализа будет недостаточно. Я утв
ерждал, что двусторонние плавники рыбы традиционно рассматриваются как
гомологичные двусторонним конечностям млекопитающего, однако хвост ры
бы, срединный орган, традиционно рассматривается как "отличающийся" ил
и, в лучшем случае, как "аналогичный" плавникам. Но как быть с двухвос
той японской золотой рыбкой? У этого животного факторы, вызывающие ано
малию хвоста, также вызывают ту же аномалию в двусторонних плавниках,
следовательно, здесь имеется другой вид сравнимости: эквивалентность в
терминах процессов и законов роста. Я не знаю, какую оценку я получил
за свой ответ. Кстати, гораздо позднее я выяснил, что горизонтальные
плавники золотой рыбки едва ли подвержены, если вообще подвержены, вли
янию тех факторов, которые вызывают аномалию хвоста, однако я сомневаю
сь, что экзаменатор заметил мой блеф. Я также обнаружил любопытный фак
т, что в 1854 году Гекель (Haekel) фактически придумал слово "гомономи
я" ("homonomy") для обозначения именно того вида эквивалентности, кото
рый я тогда изобрел. Насколько мне известно, это слово вышло из употре
бления, и, когда я писал свой ответ, им уже не пользовались.
Для меня же, однако, эта идея была новой, и я додумался до нее сам. Я
почувствовал, что открыл способ думать. Это было в 1926 году, и этот с
тарый ключ (если хотите - рецепт) с тех пор со мной. Тогда я не понял,
что получил рецепт, и должно было пройти еще десять лет, чтобы я полн
остью осознал значение этой истории про аналогию-гомологию-гомономию.
Вероятно, будет интересно изложить некоторые детали моих разнообразных
стычек с этими концепциями и тем рецептом, который в них содержался.
Вскоре после того экзамена, о котором я рассказал, я пришел в антропол
огию и на некоторое время перестал думать. Я скорее изумлялся, что мне
делать с этим предметом, и ни в чем не получал ясности, кроме неприят
ия большинства традиционных подходов, которые мне казались бессмысленн
ыми. В 1930 году я написал небольшую пародию на концепцию тотемизма, к
оторая свидетельствовала, во-первых, что тотемизм у ятмулов является и
стинным тотемизмом, поскольку содержит "высокий процент" характеристик
тотемизма, перечисленных в "Замечаниях и вопросах по антропологии", и
зданных более или менее авторитетным Королевским институтом антрополог
ии, затем переходила к вопросу о том, на какой тип эквивалентности мы,
по нашему мнению, ссылаемся, когда приравниваем некоторые фрагменты к
ультуры ятмулов к тотемизму Северной Америки, и далее углублялась в го
мологию-гомономию.
В этой дискуссии об "истинном" тотемизме мои абстракции гомологии-гомо
номии были по-прежнему совершенно ясными, и я использовал концепции с
ясным (хотя и не артикулированным) пониманием того, каким видом абстра
кций они являлись. Однако интересно, что впоследствии я забыл об этом,
когда для анализа материала по ятмулам создал некоторые другие сравни
мые абстракции, которые внесли путаницу в вопрос.
Меня особенно интересовало изучение того, что я называл "ощущением" ку
льтуры, и мне наскучило традиционное изучение более формальных деталей
. С такими неоформившимися представлениями я отправился в Новую Гвинею
и в одном из своих первых писем домой жаловался на безнадежность попы
ток насыпать соли на хвост такой неосязаемой концепции, как "ощущение"
культуры. Я наблюдал обычные группы туземцев, жующих бетель, плюющих,
смеющихся, шутящих, и остро чувствовал мучительную невозможность того
, что я хотел.
Год спустя, по-прежнему находясь в Новой Гвинее, я прочел Arabia Deser
ta (Doughty, 1888) и с дрожью осознал, что Даути в известном смысле сд
елал то, что я хотел. Он насыпал соли на хвост той самой птице, за кот
орой я охотился. Однако я также с грустью осознал, что он использовал
не тот вид соли. Меня не интересовало достижение литературной или худо
жественной репрезентации "ощущения" культуры, меня интересовал ее науч
ный анализ.
В целом, я думаю, Даути поддержал меня, и величайшая поддержка, получе
нная мной от него, явилась результатом некоторых ошибочных мыслей, кот
орые он мне подсказал. Мне показалось, что было невозможно понять пове
дение его арабов без "ощущения" их культуры, и из этого, казалось, сле
довало, что "ощущение" культуры играло в некотором роде каузативную ро
ль в оформлении поведения туземцев. Это поощрило меня продолжать счита
ть, что я работаю над чем-то важным - по крайней мере, пока. Однако эт
о также направило меня к тому, чтобы рассматривать "ощущение" культуры
как нечто гораздо более конкретное и каузативно активное, чем я имел
какое-либо право делать.
Эта ложная конкретность позднее была усилена языковым обстоятельством.
Рэдклифф-Браун (Radcliff-Brown) привлек мое внимание к старому слову
"этос" ("ethos") и сказал мне, что это и есть то, что я пытаюсь изучат
ь. Слова - опасная вещь, и вышло так, что "этос" в некоторых отношения
х оказался очень плохим словом. Если бы мне пришлось создать свое собс
твенное слово для того, что я хотел сказать, я мог бы сделать это лучш
е, и это избавило бы меня от большой путаницы. Думаю, я предложил бы ч
то-то вроде "этономии" ("ethonomy"), что напоминало бы мне, что я ссыл
аюсь на абстракцию того же порядка, что и гомология или гомономия. Неп
риятность со словом "этос" состоит в том, что оно слишком короткое. Эт
о - унитарное слово, единое греческое существительное, и в качестве та
кового оно помогло мне продолжать думать, что оно указывает на нечто у
нитарное, чему я мог по-прежнему приписывать каузативность. Я обращалс
я с этим словом так, словно это была категория поведения или разновидн
ость фактора, придающего форму поведению.
Всем нам знакомо это небрежное использование слов в таких фразах, как:
"у войны экономические причины", "экономическое поведение", "он наход
ился под влиянием своих эмоций", "его симптомы - результат конфликта м
ежду его супе-рэго и его ид". (Я не уверен, сколько этих заблуждений с
одержится в последнем примере. По грубой оценке кажется, что их пять с
возможным шестым, но может быть и больше. Психоанализ прискорбно ошиб
ся, использовав слова, которые слишком коротки и из-за этого кажутся б
олее конкретными, чем есть на самом деле.) В своем обращении со словом
"этос" я был повинен именно в этой разновидности низкопробного мышлен
ия, и вы должны меня извинить, если в поисках моральной поддержки для
этой исповеди я сделал отступление, чтобы показать, что и другие совер
шали по меньшей мере то же преступление.
