СТАТЬИ ПО ПСИХОЛОГИИ |
||
Если вы обмеряете участок земли или составляете карту звезд, вы имеете
две совокупности знаний, ни одну из которых нельзя игнорировать. С од
ной стороны, есть ваши собственные эмпирические измерения, а с другой
- геометрия Евклида. Если эти два множества нельзя свести воедино, тог
да либо измерения неверны, либо вы сделали из них неправильные выводы,
либо вы совершили важнейшее открытие, ведущее к пересмотру всей геоме
трии.
Горе-бихевиористу, не слыхавшему о базовой структуре науки, не знающем
у истории скрупулезной философской мысли о человеке за последние 3000
лет, не способному определить ни энтропию, ни таинство, лучше бы ничег
о не делать, чем множить существующие джунгли недоиспеченных гипотез.
Однако пропасть между эвристикой и фундаментальными понятиями возникае
т не только из-за эмпиризма и индуктивных привычек, и даже не из-за де
фектной системы образования, которая делает профессиональных ученых из
людей, мало озабоченных фундаментальной структурой науки. Дело также
в том обстоятельстве, что весьма значительная часть науки девятнадцато
го века была неприменима или нерелевантна тем проблемам и феноменам, с
которыми сталкивается биолог или ученый-бихевиорист.
Более 200 лет, скажем, со времени Ньютона до конца девятнадцатого века
, доминирующим содержанием науки были те цепи причин и следствий, кото
рые могли быть отнесены к силам и импульсам. Математика, имевшаяся в р
аспоряжении Ньютона, была преимущественно количественной, и этот факт
в сочетании с центральным положением сил и импульсов привел человека к
поразительно точным измерениям количеств расстояния, времени, материи
и энергии.
Как измерения топографа должны соответствовать геометрии Евклида, так
и научная мысль должна была соответствовать великим законам сохранения
. Описания любых событий, исследованных физиком или химиком, должны бы
ли базироваться на бюджетах массы и энергии, и это правило придало осо
бую строгость всему мышлению точных наук.
Не удивительно, что ранние пионеры наук о поведении начали свою топогр
афию поведения с желания иметь подобную строгую базу, которая направля
ла бы их спекуляции. "Длина" и "масса" были концептами, которые они ед
ва ли могли использовать для описания поведения (каким бы оно ни было)
, однако "энергия" казалась более пригодной. Возникло искушение связат
ь "энергию" с уже существующими метафорами, такими как "сила" или "эне
ргичность" эмоций или характера. Либо можно было бы думать об "энергии
" как о чем-то противоположном "усталости" или "апатии". Метаболизм по
дчиняется энергетическому бюджету (в строгом понимании "энергии"), а э
нергия, израсходованная на поведение, несомненно должна включаться в э
тот бюджет. Следовательно, показалось разумным думать об энергии как о
детерминанте поведения.
Более плодотворной была бы мысль, что недостаток энергии предотвращает
поведение, поскольку в конечном счете голодающий человек перестает ка
к-либо себя вести. Однако даже это не годится: амеба, не получающая пи
щи, становится на некоторое время более активной. Ее расход энергии -
инверсная функция энергии на входе.
Ученые девятнадцатого века (отметим Фрейда), которые пытались установи
ть мост между данными о поведении и фундаментальными понятиями физичес
кой и химической науки, были, несомненно, правы, настаивая на необходи
мости такого моста, однако, как я полагаю, они ошиблись в выборе "энер
гии" как основания для этого моста.
Если масса и длина непригодны для описания поведения, то энергия вряд
ли более пригодна. В конце концов, энергия имеет размерность МАССА х С
КОРОСТЬ [2], и никакой ученый-бихевиорист не станет утверждать, что "п
сихическая энергия" имеет такую размерность.
Следовательно, необходимо снова поискать среди фундаментальных понятий
подходящий набор идей, в противопоставлении которым мы могли бы прове
рять наши эвристические гипотезы.